Ответ #1:
В 1819 году Пушкин встретился с молодой красавицей Анной Петровной Керн в петербургском доме Оленина. Она на юного поэта произвела впечатление. В 1825 году в Михайловском молодые люди увиделись вновь: Керн приехала в гости к соседкам поэта в Пригородске. Увлечение возобновилось и некоторое время продолжалось.
В июле 1825 года, когда Анна Петровна Керн уезжала из деревни в Ригу, она прочла стихи, которые подарил ей Пушкин, вложив их в неразрезанные листки первой главы «Евгения Онегина». Девушка вспоминает, что когда она «собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок», юный поэт долго смотрел на неё, «потом судорожно выхватил и не хотел возвращать». В голове у поэта, как показалось Анне, что-то промелькнуло.
Можно предположить, что это было опасение, что стихи будут приняты за посвященные ей, за её портрет, а может, и за историю их отношений. Так и случилось. Дельвиг напечатал послание в «Северных цветах», М.И. Глинка написал божественную музыку. Но стихи Анне Петровне Керн не посвящены, они к ней обращены. К*** — это не обычное скрытие конкретного лица. Это обращение к небесному, высокому.
С Анной Керн Пушкин встречался и в тридцатые годы, она никогда не выходила из окружения родительского дома поэта…
Поэтический же образ «гений чистой красоты» родился у В.А. Жуковского, который после одного придворного праздника в Германии написал стихи «Лала Рук», которые посвятил немецкой принцессе Фредерике, ставшей потом русской великой княгиней Александрой Федоровной. В живых картинах она исполняла роль индийской принцессы Лалы Рук.
Через несколько месяцев Жуковский попадает в Дрезденскую галерею, долго смотрит на Сикстинскую мадонну. Василий Андреевич вспоминает: «… ясно начал чувствовать, что душа распространяется; какое-то грозное чувство величия в неё входило; неизобразимое было для неё изображено, и она была там, где только в лучшие минуты жизни быть может». Вновь возникает определение: гений чистой красоты.
Пушкин запомнил эти строки и уже в стихах изобразил чудо, пролетевшее видение:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Во второй строфе стихотворения звучит мотив разлуки, а образ как будто уходит, расплывается:
В томленьях грусти безнадежный,
В тревогах шумной суеты
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Третья строфа развивает тему жизни в разлуке:
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В подтексте стихотворения поэт рассказывает о ссылке, опале, когда было не до творчества.
Повторениями наполнено все стихотворение, но это ненавязчиво, не режет слух.
Тема разлуки заканчивается в следующей строфе, где рассказывается о Михайловской ссылке, когда поэт жил «без вдохновенья».
Радостью новой встречи пронизана пятая строфа:
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
«Виденье», конечно же, «мимолетное», но оно вернуло Пушкина к жизни.
Восторженным утверждением радости, любви, жизни звучит последняя строфа:
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Пятая строфа почти целиком повторяет первую («кольцо»). Эта поэтическая «игра» составляет основную черту музыкальной композиции стихотворения.
В обращении к бесконечности, которым стало К***, не могло быть определенного имени. Именно поэтому чувствуется необыкновенная простота и легкость. Слова не должны отвлекать от главного, они должны быть скромны и незаметны.
Обработанный алмаз представил Пушкин миру. Лишь в счастливый момент пробуждения духа возможно это явление – «гений чистой красоты».
Спасибо Анне Петровне Керн – всё замкнулось на увлечении ею, возникло живое неподдельное чувство. Она была тем поводом, который помог вызвать образ великого видения в пору душевного пробуждения поэта. Но всё же у Пушкина не могло быть наоборот – сначала конкретный человек, потом — виденье.